Архитектор Борис Жежерин (1912-2006) об историке архитектуры Ипполите Моргилевском (1889-1942)
«Дорогие мои друзья!» — так всегда начинал свои лекции по истории архитектуры профессор Ипполит Владиславович Моргилевский, а затем с каким-то артистизмом в голосе вел захватывающие рассказы об истории самого древнего изобразительного искусства цивилизации — архитектуре.
Несколько раз в неделю — большой и грузный — Ипполит Владиславович появлялся в аудитории с огромной папкой под рукой, не торопясь, вынимая из неё большие фотографии, и ровным, с прекрасной дикцией голосом продолжал начатую в прошлый раз лекцию.
Рассказывал всегда увлеченно и удивительно интересно, связывая историю возникновения стилей с историей цивилизации и историческими событиями прошлого.
Рассказ иллюстрировал фотографиями, гравюрами, офортами — поднимая и показывая их, восхищенно восклицал: «Вы только посмотрите, как грандиозно! Посмотрите только на эти колонны Карнакского храма — какая мощь и сила!»
Этими восторгами сопровождались все его лекции.
Ипполит Владиславович был уже известный, как у нас, так и за рубежом, историк архитектуры — особенно архитектуры Киевской Руси, Византии, Грузии, Армении, Ближнего и Среднего Востока, с энциклопедическими знаниями в этой области, владевший свободно английским и французским языками и языками этих восточных регионов.
Своими лекциями, эрудицией, увлеченностью он буквально завораживал нас, мы — какая-то часть студентов, тянулись к нему и после лекций задерживали его своими вопросами; он с удовольствием на них отвечал, очевидно, тоже нуждаясь в общении с нами.
Он был очень одинок, семья у него не сложилась, любимую дочь — Катеньку, забрала с собой оставившая его жена; друзей, похоже, тоже не было.
Где-то у одного из наших сокурсников мы встречали Новый 1936 год; пригласили Ипполита Владиславовича, он с радостью согласился — ему в его одиночестве мы — молодость — очевидно, были нужны.
Сначала было шумно и весело, а в застолье мы все быстро сникли, только Ипполит Владиславович один — большой и широкий, как вековой дуб среди молодняка, не хмелея, возглавлял новогоднюю застольную беседу, рассказывал новогодние истории и укоризненно говорил своей подвыпившей соседке Виктории Бернасовской: «Деточка, вы же пить не умеете! Маслом закусывать надо!»
В 1937 году, летом, в помощь себе Ипполит Владиславович пригласил нескольких студентов-дипломников, и меня в том числе, руководить обмерной практикой студентов второго курса по обмеру киевских памятников архитектуры: Софийского собора, Успенского собора в Лавре, Андреевской церкви.
Я с группой из двенадцати студентов обмерял Андреевскую церковь.
По окончании практики мне почему-то понадобилось посетить Ипполита Владиславовича у него дома на Вознесенском спуске. Он очень обрадовался моему приходу, радушно принял меня.
Уже вечерело, и в комнате стоял полумрак, на столе стоял патефон с пластинкой, стакан и бутылка грузинского вина; усадил меня в кресло, налил вина, сел напротив у патефона, поставил пластинку и застыл в звуках — «Сулико». Детство его и молодость прошли в Грузии.
Он словно забылся — когда пластинка заканчивалась, он переставлял её вновь и вновь… Провожая, извинился за что-то.
Так я видел его в последний раз.
Уже после войны Павел Иванович, сторож Софийского заповедника, рассказал, что был очевидцем, как во время оккупации Ипполит Владиславович, изгнанный немцами из Софийского собора, умер, истощенный голодом, под его брамой.
Текст любезно предоставлен Вадимом Борисовичем Жежериным и публикуется впервые. При любом цитировании ссылка на nsau.org обязательна.